Великан с добрыми глазами – так можно описать 41-летнего Сергея Жданова. Он радостно открывает дверь и жестом приглашает зайти. А потом смущенно прячется в своей комнате, которую называет «кинотеатром». Здесь актер Театра простодушных проводит, пожалуй, большую часть свободного времени. С детской непосредственностью Сережа демонстрирует свою впечатляющую коллекцию DVD. Дисками заставлена и большая комната — «музыкальный салон», где Сережа играет сам с собой в лото (по своей особой методике) и осваивает синтезатор. Сев за стол на кухне, юноша первым делом громко включает радио.
— У нас музыка играет постоянно,— жалуется его мама Галина Сергеевна, с которой Сережа живет в двухкомнатной квартире в центре Москвы.— Только магнитофонов три штуки.
Сережа что-то возражает в ответ. Он произносит звуки растянуто, некоторые теряет, а мысли выражает с помощью существительных.
— Ммм-рааа-ж. Шаа-т-нов,— актер называет своих любимых исполнителей и убегает в комнату. Через несколько секунд он протягивает диски — группа «Мираж», «Ласковый май», и становится ясно, о ком он говорит.
— Раньше Сережа и вовсе не разговаривал,— рассказывает 78-летняя Галина Сергеевна.— В Советском Союзе не было специалистов, которые могли бы научить его говорить: такие методики существовали только за рубежом. Врачи говорили, что у него была внутренняя речь. Если бы у него произошла речевая компенсация, то он стал бы нормальным человеком. Может, не профессором, как его отец, но он смог бы нормально жить, создать семью. Однако он не заговорил. Мы обращались к лучшим специалистам, но никто не знал, почему он смотрит умными глазами, а сказать ничего не может. Так Сережу причислили к категории умственно отсталых.
Когда Галина Сергеевна привела ребенка в коррекционную школу №30 (сейчас реорганизованная школа №2124), она была уверена, что его возьмут только в «имбецильный класс», потому что он ничего не умел — ни писать, ни говорить, ни даже ручку держать. Но директор школы внимательно наблюдал за Сергеем на собеседовании и в итоге направил его в «нормальный класс» школы.
— Учительница месяц плакала, не знала, что с ним делать. Она долгое время писала его рукой и в конце концов научила Сережу читать и писать. Он даже самостоятельно добирался до школы. С такими детьми надо работать.
Сережа отучился 7 классов, но, после того как он пропал в четвертый раз, Галина Сергеевна не выдержала и перевела его в интернат, где он провел еще два года.
— У него вытаскивали деньги из карманов. А он не мог самостоятельно к кому-то обратиться, попросить о помощи. Сережа садился на транспорт и пытался сам добраться до дома. Я с ужасом вспоминаю об этом. Тогда я совершенно твердо решила — ставлю точку! Он не сможет самостоятельно жить в нашем обществе. Меня все отговаривали. Но я склоняюсь к тому, что у этих людей должно быть место, куда они должны ходить каждый день. Я 30 лет назад ушла с работы, чтобы посвятить свою жизнь Сереже. Ради чего я получала золотую медаль, училась, работала на руководящих должностях? Я все бросила, потеряла мужа. У нас же в основном все брошенные семьи без отцов. Я устроилась работать страховым агентом, чтоб была возможность уделять сыну время и хоть что-то зарабатывать. К сожалению, у этих детей есть проблема — это их будущее. Мы ведь получаем образование, строим семью, работаем, создаем что-то. А такие люди, как Сережа, живут просто, чтобы прожить день. Все держится только на родителях. Я не могу в больницу лечь — на кого мне его оставить? Такими людьми должно заниматься государство — предоставить дома семейного типа, где они могли бы жить, работать, развиваться. Тогда матери смогут спокойно работать. От государства мы получали раз в два года путевки в санаторий, скидку на оплату ЖКУ, льготу на бесплатный проезд и лекарства. Сейчас все недовольны лекарственным обеспечением, врач советует отказаться от этой льготы. Пенсию на Сережу я оформила только в 15 лет — все надеялась, что он заговорит. Но самое важное, что должно сделать государство,— оставить таким людям статус инвалида детства на всю жизнь. Потому что с 23 лет их сбрасывают в общую корзину, они находятся в такой же категории, что и, например, инвалиды труда, которые могут работать, иметь детей, которые их поддержат. Наши же дети не могут ни работать, ни создать семью.
Сергей Жданов, 41 год. Он 20 лет работает на складе издательства Сретенского монастыря - занимается маркировкой книг и переносит их со склада в магазин. Он старается не пропускать вечерние службы. Каждое воскресенье причащается. В театре играет эпизодические роли без слов из-за проблем с речью.
Можно считать, что Сереже повезло — он нашел себе применение в Сретенском монастыре, где трудится 20 лет. Отец Тихон благословил его на работу на складе при книжном магазине. Сережа занимается тем, что наклеивает ценники на книги и переносит их со склада в магазин. С работой справляется хорошо, им довольны. Сергей уходит из дома в 11, домой возвращается в 9 вечера. После работы он трапезничает с монахами и посещает вечерние службы. Но его пример — скорее исключение, чем правило. Получив образование, люди с особенностями развития часто сидят в четырех стенах.
— У него друзья появились, к нему относятся хорошо. В монастыре Сережа чувствует себя как рыба в воде, его там любят. Такие люди не должны быть вне церкви, Господь должен их вести. Они нуждаются в обществе, а общество — в них. Одна прихожанка Сретенского монастыря, потерявшая сына, сказала мне, что, когда видит Сережу — бегущего к ней, улыбающегося, у нее уходит ее горе. У Сережи есть друг моего возраста, Леонид. Они вместе работают. Нам с ним очень повезло — по пути на работу Леонид заходит за сыном, водит его на плавание, в театр. Я бы сама уже не справилась.
В театр Сережа попал не сразу, хотя Игорь знал его задолго до образования «Простодушных» — режиссер был прихожанином Сретенского монастыря, где они и познакомились. К слову, в санатории «Ока» Неупокоев оказался благодаря семье Ждановых: он откликнулся на просьбу Галины Сергеевны сопроводить ее сына вместо нее. Создав театр, Игорь звал Сережу в коллектив, но матери было проблематично водить его, и она отказалась. О чем до сих пор жалеет.
— Я решилась отдать его в театр поздно, лет 8-9 назад, когда наш педагог сказала, что только театр сможет развить речь. Но, к сожалению, я упустила то время, когда Игорь с ними работал. Не как режиссер, а как педагог: он учил их, как поднять руку, как повернуть голову, как двигаться. Они же ведь ничего не умели. А сейчас Игорь не может делать все сам. В театре, особенно таком, должны быть другие специалисты: логопед, психолог, хореограф. Я считаю, что это государственные проблемы — оно должно предоставлять возможность выступать такому театру, как наш. Я чувствую, что Игорь устал работать, пробиваться, просить. Но мой сын очень доволен театром, хотя он играет второстепенные роли. Он ведь может весь спектакль за кулисами просидеть и быть счастливым. Это же мы, нормальные, умеем завидовать, осуждать, лицемерить. А у них этого нет. В театре он стал более общительным. Он разговаривает по телефону с Игорем, сам задает вопросы. Неупокоев рассматривает театр с точки зрения творчества, а я — с точки зрения реабилитации. Я считаю, что Игорь реализовал свои возможности и себя именно с ними.
«Такие дети не боятся никакой работы»
Вике 26 лет. Она одна из немногих актеров, кто добирается в театр самостоятельно. Без посторонней помощи девушка ежедневно проезжает четыре станции на метро, а потом идет 10–15 минут пешком к строительному техникуму №30, где учится на облицовщика-плиточника. Вместе с Викой в группе обучаются 13 других детей КРО (коррекционно-развивающее обучение.— “Ъ”) восьмого вида, то есть с умственной отсталостью. У Вики редкое генетическое заболевание — синдром Вильямса, встречающееся один раз на 10 тыс. новорожденных. Оно возникает в результате потери участка 7-й хромосомы и, как правило, не передается по наследству. У таких детей могут возникать сложности с концентрацией внимания. Преподавательница склоняется над Викой и говорит, что у нее хорошо получается раскладывать плитку. Вот только в одном ряду она ошиблась с узором — нужно поменять изразцы местами.
— Таких деток всегда нужно хвалить,— говорит педагог с 20-летним стажем Ольга Васильевна.— Они любят хорошие оценки: не дай бог поставить тройку. Ребенок очень расстраивается и может встать в ступор. С ними надо работать индивидуально и очень аккуратно. Поэтому у нас всегда все на позитиве.
Перед Викой на парте лежит расчерченный лист бумаги с хаотично расположенными буквами «Г» и «Б», которые соответствуют цветам — голубому и белому. Этот буквенный узор девочка должна перенести на мозаику. Ранее дети выполняли задание попроще: вместо букв квадраты были раскрашены разными цветами, которые нужно было повторить с помощью плитки. В будущем задание усложнят: ученики будут выкладывать плитку на «круглых» (объемных) формах, а потом постепенно перейдут к стенам и к полу. Они будут тренироваться в индивидуальных кабинах, которые напоминают маленькие комнаты.
— Если сразу работать в кабинах, они будут бояться замкнутых пространств,— делится методикой второй педагог Марина Михайловна.— Мы занимаемся в мастерских почти два года, потом на четыре месяца уходим с ними на стройку. Работая в бригадах, они адаптируются, кто-то остается на постоянной основе. Медлительные занимаются ремонтом, шустрые — стройкой. Такие детки очень выносливые, они не боятся никакой работы. А еще они отзывчивые, доброжелательные, у них нет наплевательского отношения к кому-то или чему-то. Их главное — увлечь. Единственное, чем они отличаются, это медлительность. Их нужно все время направлять и контролировать. Для работы с плиткой не нужна скорость — важно качество. А качеству мы всех научим. Хотя это нелегко. У них память краткосрочная, и диагноз у всех разный, о котором по правилам нашего учреждения мы, педагоги, не знаем. Мы никому не отказываем, кроме случаев, когда дети имеют серьезные психические отклонения. Мы ведь с острыми предметами работаем.
Техникум готовит маляров, штукатуров, облицовщиков-плиточников, отделочников из древесины, столяров, лепщиков архитектурных изделий. Заметно, что Вике нравится учиться. Она с нескрываемым интересом раскладывает плитку и с гордостью демонстрирует результат, над которым трудилась последний час. Ежедневно со среды по пятницу Вика проходит практику, а в понедельник и вторник изучает теорию. И так каждый день с 9:00 до 14:30. А после занятий бежит на репетицию Театра простодушных — в те дни, когда она есть.
26-летняя Вика Каразеева осваивает профессию облицовщика-плиточника в строительном техникуме. В «Театре Простодушных» играет больше 2 лет. По мнению мамы, лучшая роль актрисы — Смерть в спектакле Ремизова «Бесовское действо». Вика вместе с другими «простодушными» приглашена на эпизодическую роль в Гоголь-центре в эпилоге спектакля Кирилла Серебрянникова «Идиоты».
Вика выделяется среди других актеров. У нее внятная речь и необычное «эльфийское лицо», характерное для людей с синдромом Вильямса. А еще у Вики всегда запоминающиеся костюмы — мама старается, чтобы дочь выглядела лучше всех. Например, к черному одеянию Смерти в спектакле Ремизова «Бесовское действо» Светлана добавила изюминку — красные туфли. А для последнего спектакля мама Вики перешила старое свадебное платье.
— В интернете почитала, как одевались дамы во времена Моцарта. Турнюр смастерила из диванных подушек, которые пришила к поясу. Чтоб платье не выглядело свадебным, я нашила черных бантов. Я люблю рукоделие, поэтому в этом плане костюмов у нас все хорошо. Ну а как еще? У меня две дочки, а я работаю врачом. Приходится выкручиваться. Мне вот интересно, куда девают костюмы из развлекательных шоу? Их же шьют на одну программу, надевают от силы минуты на три. Ну отдайте же детским театрам! Нам, например: мы их перешьем, доделаем.
Вика занимается в театре два года. Поначалу она была зажата, потому что привыкла все делать с разрешения мамы. Но со временем девушка преодолела этот барьер и раскрылась. Светлана рада, что у дочери появилось занятие. Находится с ней постоянно, как это делают многие родители, у нее нет возможности, так как женщина одна воспитывает двух дочерей. Если бы Вика не была занята в колледже и театре, Светлана должна была бы бросить работу.
— Те, кто имеет определенный достаток, не видят всех проблем. У меня нет няни, на помощь рассчитывать не приходится. Как врач я могу сказать, что это заболевание, а не особенность, как любят преподносить СМИ. Часто пишут, что такие дети будут все время вас любить. Да, они все время будут вас любить, потому что им любить больше некого. Потому что они не могут жить самостоятельно. Потому что у них никогда не будет своей семьи и, кроме нас, их никто не поддержит. У нас даже нормальных детей на работу не берут, а им куда деваться? Нам повезло, что Игорь вдруг неожиданно появился со своим театром и мы в него попали.
Светлане тяжело видеть репетиции и выступления, потому что она воспринимает спектакль как демонстрацию человеческих увечий. Однако она отмечает, что занятия положительно влияют на развитие ее ребенка.
— То, что они выдают,— это ведь без регулярных репетиций. А что такое репетиция, тем более для них? Они же должны каждое движение и слово запомнить, понять, сколько сделать шагов и что сказать. А если с ними заниматься... Если их одеть в костюмы, предоставить хореографов, логопедов, поставить сценическую речь, репетировать регулярно, хотя бы два раза в неделю, представляете, какой бы был результат!
«Оксана Фандера со мной танцует»
Юноша представляется и, как истинный джентльмен, целует руку.
— Я Витя. Я буду режиссером. Как Игорь.
Похоже, его мама слышит об этом впервые.
— Конечно, ну сколько же быть актером? — смеется его мама Валентина Бодунова.— Мне кажется, эта идея пришла ему в голову только что. Они такие люди, простодушные: что на уме, то и на языке.
Вите 27 лет. Последние пять лет он играет в театре. Подруга Валентины однажды предложила сходить сюда и посмотреть — вдруг их сыновья, родившиеся с синдромом Дауна, смогут стать актерами. На репетиции ребята понравились Игорю Неупокоеву, и он принял их в коллектив. Теперь театр для Вити — важная часть жизни. Он с нетерпением ждет репетиции, чтоб продемонстрировать, как справился с домашним заданием. У Вити хорошая память, и, если нужно, свою роль он может выучить за день. С маминой помощью.
— Многие, кто приходит на наши спектакли, говорят, что увиденное их очень трогает, иногда до слез,— говорит Валентина.— Ребята не могут фальшивить, они играют то, что чувствуют. Игра каждого из них в отдельности может быть несущественна, но, когда спектакль смотришь целиком, что-то в душе происходит. Мы довольны, что наши ребята что-то могут. Нам хотелось, чтобы у них развивалась речь, чтобы они могли контактировать с другими людьми. Театр помогает им раскрепощаться, проживать чужую жизнь, а не только свою, которая чаще всего проходит дома. Ну и тем более театр — это ведь творчество. А вдруг у них есть что-то такое, о чем мы не знаем?
Валентина Бодунова рада, что у сына появляются друзья. Витя часто созванивается с Антоном, разучивает с ним по телефону роли, обсуждает компьютерные игры.
— До театра такого не было. Мы жили одни, и никто с нами не общался. У нас ведь раньше, если можно так сказать, инвалидов не было. Когда я Витю родила, в обществе бытовало мнение, что такие дети рождаются только у алкоголиков. На улицу выйдешь — не знаешь, куда деваться: на тебя все смотрят: мол, как же ты родила такого ребенка? Оказывается, ребенок с синдромом Дауна может родиться абсолютно в любой семье, и не так все страшно. Они у нас очень добрые, отзывчивые ребята, они нас очень любят. Помню, когда первые годы я ездила с Витей в школу на автобусе, ребята-подростки откровенно над ним смеялись. А он думал, что они приглашают его повеселиться и улыбался в ответ. Сейчас отношение меняется. Но я бы не хотела, чтоб Витя учился в инклюзивной школе с обычными детьми. Я понимаю, что это полезно и тем ребятам, и нашим. Но мамы всегда боятся плохого отношения и насмешек.
27-летний Витя Бодунов вне театра регулярно занимается плаванием.
— Оксана Фандера со мной танцует у Кирилла Серебренникова. Мертвых лебедей,— Витя неожиданно вступает в разговор.
— Почему мертвых? Они живые все,— смеется его мама.— Ну и не она с тобой танцует, а ты с ней.
Речь идет о спектакле «Идиоты», в котором задействованы несколько актеров театра. Они появляются в финале в балетных пачках, взрывая зал. Кроме того, «Простодушных» иногда приглашают на эпизодические роли. В частности, их можно увидеть в фильмах «История одной болезни» и «Старухи», в телесериале «Идеальные соседи» и радиосериале Фонда независимого радио «Дом 7, подъезд 4». Витя сыграл в фильме Анны Меликян «Русалка». Ему досталась роль одного из героев в юности.
— У меня волосы были апельсинового цвета,— вспоминает Витя.— Пять раз перекрашивали.
— Если нас и приглашают другие, то только потому, что мы играем в «Простодушных». Наверное, режиссеры думают, что мы умеем держаться на сцене. Я общалась с другими ребятами с синдромом Дауна и могу сказать, что многие боятся даже познакомиться. А эти ничего не боятся, они всем рады.
Когда родился Витя, не было бабушек или кого-то, кто бы помог. Да и отец не особо хотел заниматься воспитанием ребенка — взял на себя финансовую сторону. Он не ушел из семьи, но времени с сыном сейчас проводит немного. Поэтому Валентина посвятила сыну все свое время.
— Муж один работал, а я занималась Витей и дочкой. Нам очень помогла пенсия, которую я оформила, когда сыну исполнилось три года. Для этого нужно было поставить диагноз, собрать все документы от врачей. Еще до 23 лет мы получали прибавку к пенсии, тысяч пять. Это немного, но для нас — существенная поддержка, мы даже накопить на телевизор смогли. Наверное, предполагается, что после 23 лет человеку больше ничего не надо и он сам сможет работать. Второй важной льготой для нас является бесплатный проезд. Без него мы не были бы быть такими мобильными, не могли бы ездить в театр, бассейн. От санаториев мы в свое время отказались в пользу денежной компенсации. От бесплатных лекарств тоже. Ведь ты можешь получить не все препараты, а только те, которые числятся в списке. Врач выписывает рецепт на специальном бланке, с которым нужно обращаться в определенные аптеки.
Валентина часто водит Витю в театры по льготным билетам. На примере других актеров она учит сына правильно держаться на сцене и выходить на поклон.
— Я обращаю его внимание, что цветы дарят не всем и это нормально. Я ему всегда говорю: «Витенька, вот посмотри на оттенки смеха: этот заразительный, а этот грубый». Он ведь раньше вообще не умел смеяться.
Помимо театра Витя год как занимается плаванием. Трижды в неделю мама водит его в бассейн, где проводит тренировки Федерация водных видов спорта для лиц с ментальными нарушениями. Раньше Витя боялся в воду зайти. А теперь самостоятельно плавает разными стилями, чем обязан тренеру и основателю федерации Татьяне Александровой. На тренировках, которые длятся полтора часа, мама наблюдает за сыном и частенько его критикует, хотя признается, что сама плавать не умеет.
— Я участвую в Олимпийских играх,— хвастается Витя.
Валентина Васильевна улыбается и спешит объяснить, что иногда ее сын говорит о своих мечтах так, как будто это уже произошло.
